Объяснение:
Вся история человека — это история войн. Попутно, конечно, еще изобреталось колесо и мытье рук, но любой открывший учебник истории неизбежно утонет в обилии взмыленных конских крупов, окровавленных мечей и прорывов линии Мажино.
Даже самые великие литературные произведения древности — это в основном вдохновенные повествования о том, как Ахилл выдирает сухожилия из Гектора, Шива раздает пинки асурам, прекрасный Усивака изничтожает дом Тайра, а Кухулин, сломав спину своему другу Фердиаду, говорит по этому поводу несколько добрых, прочувствованных слов. Про Библию и говорить нечего: там сплошное избиение младенцев от первой страницы до последней.
Учитывая, что биологически человек — каннибал и падальщик, другого поведения от него, наверное, ждать было бы наивно. Тем не менее за годы эволюции этот хищник набрался такого альтруизма и таких к сопереживанию, состраданию и милосердию, что если смотреть на человечество с какой-нибудь Альфы Центавра, то, наверное, можно было бы ожидать, что уже к палеолиту homo как бы sapiens отложит в сторону свой древний каменный топор и преисполнится любви и благости. Нет, ну в самом деле, как можно плакать над увядающим цветочком, а потом идти выпускать кишки своим соседям?
Откуда в нас эта интересная шизофрения? Почему человек так долго формировался как животное воюющее и что происходит на этом фронте сейчас? Очень любопытные ответы на эти во дают последние исследования антропологов и социопсихологов.
О войнах
За всю обозримую историю не было ни минуты на планете, когда где-нибудь не шла бы война, и до XX века примерно 7–10 процентов населения Земли погибало в результате военных действий (в XX веке резко возросшая численность населения обрушила этот процент, невзирая на несколько войн мирового масштаба). Надо сказать, что человечество так и не придумало ни одной обширной идеологической системы, которая однозначно говорила бы, что война — это что-то плохое: все религии так или иначе поддерживали святое право одной группы людей резать другие группы людей, если, конечно, очень хочется. Отдельные пацифисты всегда воспринимались большинством как существа малахольные, плохо понимающие важность исторических моментов.
При этом собственно убийство — отнятие жизни человека — практически всегда считалось преступлением. С одной оговоркой: убийца действовал один или в небольшой группе. Как только группа становилась большой, то любое убийство, совершенное ею, называлось ли это войной, казнью, революцией или подавлением бунта, получало полную моральную индульгенцию.
И вот этот момент — человек имеет право убивать, если находится в группе, но не имеет, если он один, — объясняет очень многое про природу войны и человека. Правда, очень долго на него не обращали внимания.
Существуют десятки теорий, объясняющих феномен войны: Фрейд объяснял ее агрессией и тягой к смерти, Мальтус — борьбой с перенаселением, Гегель — законами диалектического развития общества, Ленин — классовой борьбой. В последние годы появилась масса замечательных теорий: пассионарности, возрастного дисбаланса (чем моложе население в обществе, тем охотнее оно воюет), экономические и рационалистические теории. И все они замечательно показывают, в каких условиях люди охотнее воюют, но не отвечают на главный во зачем они вообще это делают? То есть понятно, что победители получают какие-то блага, но в целом война практически всегда разорительна для всех сторон и крайне невыгодна для абсолютного большинства ее участников.
В общем, если бы люди тратили столько же усилий, сколько тратят на войны и на поиски компромиссов, они бы, несомненно, сумели решать все мировые во проливая одну-единственную жидкость — чернила.
Животные действительно не воюют. Они могут драться, кусаться, царапаться, выгонять со своей территории и вести брачные сражения, но в плане полномасштабных боевых действий у них имеется большой ноль в анамнезе. Хищники могут охотиться группами, но, встретив группу-конкурента, они не станут выстраиваться в шеренгу и смыкать штыки; отдельные особи могут сцепиться, но в целом группы будут стараться держаться подальше друг от друга. Знаменитые «войны муравьев» тоже не являются войнами в человеческом понимании: это хищнические набеги на муравейники другого вида с разорением этих муравейников. Охота — да. Но не битва.
А вот чтобы группа одного вида целенаправленно ходила истреблять представителей другой группы, относящихся к тому же виду, — нет, образцов такого плана природа человеку не показывала. До поры до времени. А точнее, до середины 1970-х годов, когда исследовательница Джейн Гудолл, специализировавшаяся на изучении шимпанзе в естественных условиях, выпустила книгу, свидетельствующую о том, что шимпанзе воюют. Именно воюют, без каких-либо разночтений. Самцы (иногда и самки) группы собираются в боевые отряды и стараются незаметно пробраться к стоянке другой группы, попутно жестоко избивая, а иногда и уничтожая встретившихся им «врагов», в том числе и детенышей.
Популярные вопросы