Этот эпиграф к своему стихотворению «в безбрежности» поэт взял далеко не случайно. значит, разговор пойдёт о сверхлюбви, в понимании житейской и настоящей любви, восторженного поэта:   я мечтою ловил уходящие тени,  уходящие тени погасавшего дня,  я на башню всходил, и дрожали ступени,  и дрожали ступени под ногой у меня.  как истинный символист,  строит форму на символах, создавая гиперболический образ героя. «тени» - это прошлое, которое выступает по воле поэта в роли будущего. в поэзии, оказывается, это возможно.  и чем выше я шёл, тем сильнее рисовались,  тем ясней рисовались очертанья вдали,  и какие-то звуки вдали раздавались,  вокруг меня раздавались от небес и земли.  рефреном идущие слова – «рисовались», «вдали», «раздавались» -  двойной эффект действия:  музыку и ритм движения. это подтверждает пристрастное отношение  – символиста к звуку и музыкальности стиха. есть третья особенность, достигаемая рефреном:  близкое становится далёким, а далёкое близки, и в постоянном чередовании пространств – гармония. поэтому не страшно отдаляться от чего-то дорогого сердцу, потому что впереди – мир ещё прекраснее высвечивает это же самое, оставшееся вовсе не в прошлом пространстве…  чем я выше всходил, тем светлее сверкали,  тем светлее сверкали выси дремлющих гор,  и сияньем прощальным как будто ласкали,  словно нежно ласкали отуманенный взор.  повинуясь новым ощущениям и принимая их как откровение, поэт, а вернее – лирический герой делает ещё одно открытие:  всё встречное и вызывающее в его душе восторг одновременно и прощается с ним. восторг встречи и грусть прощанья сливаются в божественное чувство блаженства со слезами на глазах. это высшее состояние человеческого духа, но до следующего шага ввысь…  и внизу подо мною уже ночь наступила,  уже ночь наступила для уснувшей земли,  для меня же блистало дневное светило,  огневое светило догорало вдали.  лирический герой переводит дух и в этот момент оценивает реальное своё положение в мире. куда он зашёл?  первое сомнение вкралось в душу, потеснив восторг новизны. а зашёл он туда, где уже нет его оберега – земли, нет рядом бога – нового, нет вечного приюта душе человека. замешательство усиливает момент догорания солнца, исчезает и последних между богом и землёй.  я узнал, как ловить уходящие тени,  уходящие тени потускневшего дня,  и всё выше я шёл, и дрожали ступени,  и дрожали ступени под ногой у меня.  лирический герой начинает оправдывать целесообразность восхождения. как бы ни было, он узнал, прикоснулся к тайне высшей любви, ко всему сущему, но он опередил события. тени уже обгоняют его, те самые, которые несколько мгновений назад он научился «ловить».  но лирическому герою не хочется возвращаться в исходную точку, хотя он уже в этом не волен. ему осталось только сохранять позу, что он и делает:  имитирует движение вверх. но это – самообман. это уже – память о чудных мгновениях. и снова, чтобы войти в состояние блаженства, надо, как советует достоевский, целовать землю, всех любить.  таков лирический герой  в им же созданном мире. он не может смириться с тем, что восторг зависит от необъятности мирового пространства, и этим приближает новые и новые открытия для человеческой души.   суждено было стать одним из значительных представителей нового символического искусства в россии. однако у него была своя позиция понимания символизма как поэзии, которая, помимо конкретного смысла, имеет содержание скрытое, выражаемое с  намёков, настроения, музыкального звучания. из всех символистов  наиболее последовательно разрабатывал импрессионизм – поэзию впечатлений.
Спасибо
						                     
						                  
Популярные вопросы