Оксане «не было ещё и семнадцати лет, как во всём почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту, только и речей было, что про неё...». Она была самолюбивой, гордой и эгоистичной, к тому же капризной, как все красавицы: «Парубки гонялись за нею толпами, но, потерявши терпение, оставляли мало-помалу и обращались к другим, не так избалованным».
Красавица иногда часами стояла, наряжаясь и жеманясь, разглядывая свое отражение в зеркале, не могла налюбоваться, да еще и хвалила себя вслух: «Что людям вздумалось говорить, будто я хороша? — говорила она, как бы рассеянно, для того только, чтобы об чем-нибудь поболтать с собою. — Лгут люди, я совсем не хороша». Оксана разглядывала свои черные брови и очи, свой вздернутый носик, — так ли они хороши, что «равных им нет на свете»? Хороши ли ее черные косы? «Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою!» — восхищалась красавица и мечтала, как будет любоваться ею муж.
Оксана была гордая и заносчивая, она сначала не хотела обращать внимания на то, как ласково разговаривает с ней Вакула и с какой любовью он на нее смотрит. Девушка поставила условие: если кузнец Вакула принесет ей черевички, которые носит царица, то она тот же час выйдет за него замуж. А Вакула, услышав такое, решил, что капризная красавица совсем его не любит, а только смеется над ним. «Ну, Бог с ней! — решил он. — Будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, дивчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться...» Но образ Оксаны, ее веселый смех не покидали кузнеца.
Когда до Оксаны дошли вести, что кузнец утонул, она смутилась, она и верила и не верила, всю ночь не могла уснуть... «и к утру влюбилась по уши в кузнеца». Все-таки она была обыкновенной, чуткой, хорошо воспитанной украинской девушкой, которая видела себя в будущем женой любящего мужа и хорошей хозяйкой. Наутро в церкви «Оксана стояла как будто не своя... На сердце у нее столпилось столько разных чувств, одно другого досаднее, одно другого печальнее, что лицо ее выражало одно только сильное смущение, слезы дрожали на глазах...» Когда же кузнец вернулся и подошел к ней, «взял ее за руку: красавица и очи потупила. Еще никогда не была она так чудно хороша. Восхищенный кузнец тихо поцеловал ее, и лицо ее пуще загорелось, и она стала еще лучше».
Спасибо
Популярные вопросы